Аки Лисуа опять опоздал — как, в общем, и всегда в последние дни. Ему удалось поспать этой ночью, но он всё равно чувствовал усталость. Человек пробирался по лаборатории, окруженный гигантской техникой — мимо старых ускорителей, которые он разрабатывал три года назад для штурмовых фрегатов. Исследование было многообещающим, но ни к чему не привело, и в результате человек остался почти один в лаборатории-гробнице. Его работа оказалась бесполезной и безрезультатной, и сейчас он всё ближе и ближе к растущей чёрной дыре долгов. Долгов, которые никогда не сможет оплатить.
Хроника. Инферно— Я не хочу сказать, что ты эгоист, — сказала жена во время обеденного голо-звонка. Киа ненавидела орбитальную жизнь и никогда не поднималась вверх, на исследовательскую станцию. Аки ежемесячно спускался к ней сам, чтобы хоть изредка общаться вживую с ней и со своим единственным сыном, Риасом.
...и продолжила:
— Но... ты постоянно говоришь про «ещё немного, ещё чуть — и я добьюсь...»
И снова начался монолог, который Аки знал уже чуть ли не наизусть.
— Сколько лет ты просидел в этом инженерном университете? Мне кажется, ты пытаешься выучить всё, что только можно. Каждую специальность, каждую степень, каждый курс, — чуть мягче добавила Аки.
Мысли ушли в сторону, и спустя какое-то время Аки обнаружил, что думает о гиперболических дифференциальных уравнениях и о том, как их не получается применить к микроискажениям пространства. Эта задача могла бы открыть путь к принципиально новым двигателям — если бы её удалось решить. И несмотря на постоянные неудачи и отсутствие даже малейших проблесков успеха, он чувствовал, что решение очень, очень близко. Так же близко, как два года назад. Она была права, он действительно прошёл множество учебных курсов по самым разным темам, надеясь, что сможет взглянуть на проблему с ракурса, недоступного узким специалистам. Однако, по мере подъёма в небо знания это небо становилось всё туманнее. «Я просто должен сосредоточиться...» — сказал себе Аки.
— Ты не отвечаешь, — поток мысли наткнулся на внезапное препятствие.
— Извини, задумался. Она помолчала. — Давай к нам, на планету. И мы поговорим. Возьми паузу, побудь дома.
Аки окинул взглядом роботизированную лабораторию, и пробормотал:
— Я ещё не закончил одно дело...
— До завтра. — и жена отключилась.
Он знал, к чему всё это. Она хотела, чтобы он сдался, забыл про своё исследование, занял вакансию профессора в местном военном колледже и преподавал математику людям, не имеющим к ней уважения и не чувствующим красоту. Юнитам, которым просто нужно пройти сертификацию, чтобы получить оружие и отгрузиться с планеты куда-нибудь в безнадёжную адскую дыру. И умереть там. Он подозревал, что в глубине души жена ненавидит его интеллект и боится момента, когда он достигнет открытия, поскольку это докажет, что она ошибается. Ошибается — спустя годы ядовитой критики и вечно поджатых в мрачном недоверии губ.
Профессор колледжа? Он привык считать профессоров своими фанатами. Когда он был юным студентом, его ранние разработки считались очень многообещающими — одними из лучших в астромеханической науке Федерации. Когда он получил образование, самые крупные корпорации сражались за право принять его гений к себе на работу и тем самым надёжно закрепиться в лидерах прогресса. Когда его наняли Лаборатории Дюволля, он чувствовал, что его жизнь идёт прямо как в фильме: общение с лучшими умами современности, доступ к сверхсекретным разработкам и технологиям, о которых во время обучения можно было лишь мечтать. Однако почему-то после всех этих лет, прошедших в подготовке к грандиозному прорыву — все надежды, все эти бессонные ночи... просто ничего не случилось. Как в кошмарном сне, когда ты внезапно немеешь, и тебя никто не слышит... всё сложнее и сложнее сделать хоть что-нибудь новое. Первое время корпорация терпела его, предоставляла наставников, пыталась всячески помочь... в том числе и нелегальными нейростимуляторами. Ни-че-го. Тогда они отменили его контракт, слухи о его «маленькой проблеме» стали публичными, и у него не осталось никакого выхода, кроме как продолжать работу в одиночестве. Три года назад он взял большой кредит и запустил своё собственное исследование.
Он вздохнул. До сих пор Аки не позволял себе думать об этом — но что-то внутри него уже давно треснуло, сопротивляться было всё сложнее и сложнее, и в эту секунду трещины превратились в зияющий провал в душе. «Она права. Это ни к чему не приведёт. Возможно, я не лучший разум Федерации. Возможно, мне просто надо принять факт, что в учебниках будущего не будет отдельной главы про мои достижения, и студенты не будут читать про то, как я наткнулся на открытие, на золотую жилу в бесконечной тьме. Возможно, этого просто не будет». Раньше он втайне верил в это. Ждал приглашения от Президента, поздравлений по поводу открытия. Титулов и званий. Денег. Заслуженных наград.
Возможно, этого просто не будет.
***
Спускаемый аппарат затрясло на входе в атмосферу. Эконом-класс был мало того что тесным, но и лишенным привилегии более дорогих классов — амортизаторов. «Они хотят заставить тебя прочувствовать каждый поворот, каждую встряску — и так убедить заплатить больше, за более высокий класс» — так он подумал. — «Как будто космоплавание и без того недостаточно неудобно».
Киа встретила его в космопорту. Сын был с ней (весьма необычно, ему следовало быть в школе). Десятилетний Риас выглядел старше своего возраста. Киа казалась необычно счастливой, учитывая, что Аки ещё не сказал ей, что он сдаётся и отключает лабораторию. Всю дорогу до дома она болтала о пустяках (по его мнению). «Что-то не так», — подумал Аки.
Комната на подземном уровне номер 34 была тёмной и грязной, воздух пах промышленными отходами. Аки обещал, что когда его исследования окупятся, они переселятся в лучшее место, над поверхностью планеты, и там будут настоящие окна, а не эти надоевшие голорамы в стенах комнаты. Годы спустя они всё ещё жили в этой дыре.
Однако шум вентиляторов и холодный жесткий свет сегодня не раздражали её. Вскоре после того, как они прибыли домой и Аки начал разбирать вещи, она перешла к делу.
— Милый, ты помнишь Аваги Каразье? Я встретилась с ним, когда водила Риаса в музей. Неделю назад.
Аки приостановился. Аваги. Одноклассник.
— Да, он... — Аки прокашлялся. — Разве он не в КреоДроне?
— Нет, — ответила Киа с ноткой восхищения в голосе. — Он сейчас работает на Дюволль, и у него большие успехи.
— Да? Хорошо ему.
— Ну, не только ему. Я поговорила с ним о твоей... ситуации. Ты понимаешь, он про тебя спрашивал. Про то, как идут твои дела, твоё исследование. Он вспоминал про то, как восхищался тобой...
— И? — У них новая программа. Кое что, что может нам помочь. Что-то... необычное. Он хочет встретиться с тобой и поговорить об этом. Она вручила ему маленькую пластиковую карточку, на которой неярко светились слова «ЛАБОРАТОРИИ ДЮВОЛЛЯ». А из-под лого — улыбалось идеально выбритое лицо Аваги. Он не очень изменился с тех пор, как они последний раз виделись. Аки посмотрел на улыбающуюся жену, потом на сына, играющего на кровати...
— Это работа? Сомневаюсь... мне будет очень странно работать на него.
— Я не знаю, — ответила жена. — Это что-то новое, он не имеет права говорить об этом с людьми за пределами компании. Что-то, что изменит мир, так он сказал.
Изменит мир. Как часто Аки слышал эту фразу. «Ну хорошо. Давай изменим мир» — подумал Аки.
— Я встречусь с ним завтра, — ответил он. — Но сейчас... я просто хочу побыть с вами. Может быть, сходим в музей?
Аки чувствовал, что должен воспользоваться моментом и направить разум своего сына в нужном направлении. В направлении математики и науки, как и его самого воодушевили идти по этому пути примерно в том же возрасте.
— Мы же были в музее неделю назад, — ответила жена. — Мы же как раз там встретили Аваги.
— А. Да. Хорошо... Тогда я пойду поработаю.
Аки ушёл в свой маленький кабинет и включил терминал. Он вывел на экран схему прототипа нового двигателя — больше по привычке, чем из любопытства. Он видел эту схему сотни, если не тысячи раз за последние месяцы, просто вращая трёхмерную модельку, перечитывая код контроллера. Ничего не меняя. Не учась ничему новому — но так он чувствовал себя занятым, и — что важнее — выглядел занятым. Киа закрыла дверь, заблокировав идущие извне звуки, и Аки остался один в монотонном жужжании промышленного вентилятора, обслуживающего его комнату на подземном уровне 34, город Румас, планета Фрикор V.
***
Аваги Каразье встретил Аки в своём офисе. Лицо его по-прежнему было идеально выбритым, кожа почищена от малейших признаков морщин и шрамов, рука, пожатая Аки, была мягка.
— Извини, что заставил тебя ждать. Здесь такая суета — на тахионной скорости. Все последние недели. — Аваги широко и открыто улыбнулся, так же, как на визитке. — Сложно быстро разобраться со всеми этими новинками, пришедшими из вормхолов. — он с видимой теплотой присмотрелся к Аки. Аки подавил дрожь.
— Вормхолы? — переспросил Аки. Он знал, что капсулёры уже довольно давно ходят туда, собирая обломки заброшенных звёздных станций древних рас, но (насколько ему было известно) оттуда уже давно не приходило ничего нового. — Извини, я немного не в теме... контракт с Дюволль кончился, и у меня нет допуска...
— Так ты не слышал?! — почти выкрикнул Аваги, но внезапно приостановился на полуслове — Ты же подписал NDA, разве нет?
— Да, на входе, — ответил Аки. — На самом деле, множество разных контрактов. Может быть, я продал душу, тело и всё своё богатство. Столько текста мелким шрифтом...
— Хорошо, смотри — продолжил его одноклассник. — Они нашли кое-что среди остатков цивилизации талокан. Мы думали, что видели их все, но вплоть до недавнего времени они отправляли туда только дронов. Там... плохие места. Они всё ещё запитаны энергией, и некоторые области так радиоактивны и насыщены статикой, что дронов просто поджаривает. Раньше они думали, что там нет ничего интересного, лишь пустые выжженные участки, которые можно обходить. Но недавно нашлись сталкеры, которые начали проникать в такие зоны лично. Я считаю это игрой со смертью — но они обнаружили нечто замечательное. Технологии, на целые эпохи опережающие всё, что мы видели. Это не джовиане, и тем не менее... Похоже, эта раса умела складывать пространство и строить квантовые компьютеры в складках самого пространства. Наша лаборатория работает круглосуточно, пытаясь провести реверс-инжиниринг купленных образцов. — он приостановился, следя за реакцией Аки.
— Вы хотите, чтобы я взглянул на эту технику? — Аки оживился. Это было ровно то, о чём он мечтал. Попробовать будущее на вкус, стать частью того, что двинет мир вперёд.
— Нет, — ответил Аваги. — Нет, у нас есть группа специалистов по экзопространству, она работает над этим. Люди были теоретиками — и за одну ночь стали практиками. Забавно, да?
Аки замолчал на несколько секунд. Попытался успокоить дыхание.
— Тогда чего вы от меня хотите? Зачем вы позвали меня? Аваги на секунду взглянул в окно, посмотрел на холодное голубое солнца Фрикора, садящееся за раскинувшимся городским ландшафтом. Потом повернулся к Аки, посмотрел на него — улыбка покинула лицо Аваги.
И начал говорить.
— Тебя когда-нибудь тревожило то, что ты не можешь достичь всего, на что способен твой разум? То, что ты никогда не ощутишь открытия, момента кристальной ясности, когда десятилетия образования и экспериментов сходятся в одной точке и превращаются в столь мощную идею, что на десятилетия восславит твоё имя?
Аки опешил. Затем, поколебавшись, произнёс:
— Я... ещё только в начале работы...
— Нет. На самом деле нет. Ты уже опоздал. Самые лучшие идеи и изобретения приходят тогда, когда тебе 20 с чем-то. Или 30 с небольшим. Ты знаешь математиков нашего времени — назови какое-нибудь открытие, сделанное кем-то старше тридцати?
— Мне тридцать пять, — сказал Аки, — и у меня целый список экспериментов и исследований, основанных на моих ранних теориях. Я думаю, ты не можешь просто выбросить в мусорку всех, кто старше тридцати...
— Я не об этом. — Аваги приблизился к Аки и положил руку ему на плечо. — Я не о хороших преподавателях, пишущих эссе с долей тонкого юмора. Не о людях, ищущих мелкие ошибки в чужих работах. Не о тех, кто пишет бесполезные статьи. Да, ты можешь дожить до девяноста, и называться учёным. Но ты понимаешь — дело не в том. Каждый учёный ищет этой секунды идеальной ясности, прекрасного момента открытия. Когда всё становится понятным. Момент, ведущий тебя в бессмертие. Всё остальное — спесь и шелуха.
Аки потерял смысл разговора.
— Почему ты позвал меня сюда? Чтобы сказать, что я никогда ничего не достигну, и что я слишком много времени просидел в школе? Я это знаю и без тебя.
— Нет, Аки. Я хочу подарить тебе возможность испытать это. Дать тебе этот подарок. Не в каком-то далёком и туманном будущем, а прямо сейчас. Мы кое-что нашли, Аки. Кое-что, добытое из тех самых... экспедиций, и оно может дать тебе то, что ты хочешь, меньше чем за час.
— Невозможно. Что, всё знание, которое я накопил, внезапно закипит, переварится, и через час я сделаю открытие? Это просто невозможно.
— Аки, ты должен понять. Эта штука — не контейнеры в ангаре. У нас всего лишь несколько нанограммов субстанции IN-06, и даже для Дюволля она очень дорога.
— Наркотик? Почему вы его не синтезируете?
— Мы его не понимаем. Мы думаем, что видим лишь верхушку айсберга. Остаток формулы спрятан в складках пространства. Оно не отвечает на дупликацию и синтез, как должны бы обычные химикаты.
— А ты его сам пробовал? — недоверчиво спросил Аки.
— Я думаю, это будет пустой тратой ресурса, — ответил Аваги. — Я выжал 131/131 на когнитивной шкале Федерации, но у тебя-то было выше 200/0.5. Самый лучший результат за двадцать лет среди всех образовательных учреждений Федерации.
Аки кивнул.
— Ты изучал различные направления науки, — продолжил Аваги. — Инженерное дело, математику. Химию. То, что у тебя пока что не было серьёзных открытий — заметно, но это не проблема. Мы чувствуем, что если и использовать дозу IN-06 — то на самом лучшем доступном разуме, уже содержащем всю нужную информацию.
Аки на секунду задумчиво поджал губы.
— Где-то ловушка.
Он отклонился в кресле, положил колено на колено и скрестил руки на груди.
— Допустим, я приму этот наркотик. Я поймаю идеи, вобью их в терминал и пойду домой? Ты явно что-то недоговариваешь.
— Хорошо, я буду честен, — ответил его собеседник. — Да, тут есть ловушка. Напомню, что смесь «сложена». Её внутреннее устройство нам неизвестно. Что мы знаем — так это то, что несмотря на очень малую дозу субстанция доходит до мозга менее чем за две минуты. Затем оно переходит в режим сверхсвязей, создаёт дополнительные связи между синапсами, наподобие коротких замыканий или сверхбыстрых маршрутов по всей ткани мозга. Это длится в течение часа по нарастающей. Не совсем экспонента, но близко. Субъекты, с которыми мы работали, были в полном сознании в течение этого часа и могли объяснить свои идеи ясно, чётко и понятно для команды наблюдателей. Однако после шестидесяти минут работы связи подавляют разум. Примерно в это время сеть распадается. Разум продолжает функционировать, хоть и весьма условно — мы можем видеть это по сканам мозга. Но пока что мы не нашли способа общаться с ними после этого предела. Они словно бы уходят в какую-то форму психоза, что может быть результатом излишних связей и перегрева. После того, как мы охлаждаем мозг и обеспечиваем лечение — они расслабляются и выглядят спокойными и счастливыми.
— Вы превратили их в кататоников? Прекрасно. Где подписаться? — Аки смотрел на своего бывшего одноклассника с нескрываемым презрением. — С чего это я должен желать превратиться в слюнявое растение в подвалах Дюволля?
— Я думаю, ты забыл одну деталь, — ответил Аваги, приподняв палец. — Три человека, которые прошли через это... каждый, КАЖДЫЙ из них сделал нечто прекрасное. Помнишь Кани Моторо? Он решил интегральную проблему Кесье за двадцать минут, и его работа уже используется в низкочастотной электромагнитной защите капсулёров. Тебя с Кани нельзя даже сравнивать. Просто подумай, что можешь открыть ТЫ. Всё, над чем люди бьются десятилетиями.
Аки встал и шагнул к двери.
— Нет. Спасибо. Я понял, что это ваше IN-06 творит чудеса, но я не настолько сошёл с ума, чтобы отдать остаток жизни в обмен на научное открытие. У меня есть жизнь. Жена и сын.
— «Инферно», — ответил Аваги.
— Что?
— Лабораторная команда называет это «инферно». Да, у тебя есть жена и сын. Она счастлива? Горда тобой? А ребёнок? У него есть будущее? Он не получит твоего образования. Тебе повезёт, если ты пропихнёшь его в военный колледж. Но если ты согласишься на эксперимент, у Киа не будет проблем с деньгами до конца жизни. Директора оплачивают участие независимо от результата. Вы оплатите все долги ничтожной долей выданной суммы. Подумай, Аки. Это твой шанс. У тебя есть твой блестящий разум, твоё образование, эта уникальная возможность — и ты променяешь её на жалкий остаток жизни? Ты можешь оставить наследие в веках. Дать будущее жене и сыну — разве не этого ты хочешь?
Аки не ответил. Он вышел и хлопнул дверью, вызвав настороженный взгляд неестественно привлекательной секретарши Аваги.
***
— Смотри, он хочет, чтобы я принял этот наркотик, получил свой момент славы. Потом к вам прилетят фрейтера с деньгами, а я буду сидеть овощем в лучшей клинике Дюволля. Я не могу поверить, что ему хватило совести предложить такое. Он тебе об этом говорил?
— Нет, конечно, — ответила Киа. — Смехотворно даже предлагать подобное. Стоит ли одно открытие всей твоей жизни?
Бессмысленный голофильм сверкал на дисплее, никто его не смотрел. Тем более за всеми слоями рекламы разобраться в сюжете было довольно сложно.
— Вот именно! — огрызнулся Аки. Он хотел продолжить, но Киа встала и вышла в комнату Риаса, чтобы помочь тому с домашним заданием. Аки какое-то время сидел на кухне, потом перешёл в офис, запустил терминал и снова начал смотреть на схемы. Он принялся как обычно крутить модельку, но понял, что не может сконцентрироваться, его разум возвращался к наглому предложению лощеного бывшего друга. «Мне не нужны ваши наркотики. Всего лишь немного времени», — думал Аки. Тепловое моделирование потоков... сочленения голограммы раскрылись как лепестки цветка... Впрочем, эту симуляцию Аки запускал тысячи раз, и результаты были точно такими же. Аки сидел на месте. Код, схемы, симуляции, и вновь код, схемы, симуляции — как если бы это был ритуал.
Киа открыла дверь.
— Я работаю, — ответил он. — Минутку.
— Работа подождёт, — ответила жена, поворачивая его от терминала. Только после поцелуя он понял, что на ней почти ничего нет.
— Я ждала так долго... — прошептала женщина.
***
Аки смотрел на тусклый свет импортной сигареты, подсвечивающей женское лицо и гладкую обнаженную грудь. Киа затянулась. Слишком много времени. За всеми бедами — исследования, деньги, время на орбите — он успел забыть, насколько просты и спокойны могут быть такие моменты.
— Он и правда сказал, что хочет сделать тебя овощем в обмен на твои идеи? — Киа рассмеялась и поправила простыни.
— Ну, всё чуть сложнее. Я не знаю, насколько мне позволено говорить... я подписал контракты.
— Я — твоя жена. Мне — можно. Ты же не думаешь, что я побегу в газеты или пойду продавать секреты индустрии? Давай, скажи, что он тебе сказал.
— Ладно. Смесь под названием «инферно». Из вормхолов. Артефакт древней расы. У них есть микроскопические количества этой смеси. И если дать её человеку, то его мозг образует связи, которых не было раньше.
— Как церебральный акселератор?
— Нет.
— Как бустер?
— Не настолько грубо. Похоже, что это настоящая штука. И... может быть, мне не стоило говорить, но они ввели «инферно» в Кани Моторо.
— Моторо? Твой старый ассистент?
— Да. Аваги сказал, что он решил интегральную проблему Кесье. Вот так.
— Моторо не мог решить даже дифура первого порядка, — задумчиво проговорила Киа. — Я помню, он всё свое время тратил на заполнение форм для грантов. Мне всегда казалось, что он трудолюбив, но не очень умён.
— Да, он получил 150/10 по той шкале. Что-то вроде того.
— А у тебя было больше двух сотен.
— Да.
— Ну, я надеюсь, что он получил фрейтер денег, — рассмеялась Киа и втянула последнюю затяжку сигареты.
— Он получил. И я бы тоже получил. И даже часть этой суммы оплатит все наши долги.
— Все наши?.. — Киа закашлялась, поперхнувшись дымом. — Ты шутишь. Они платят НАСТОЛЬКО много за твою голову? — Киа посерьезнела. — Это означает, что Риас больше никогда не будет ни о чём тревожиться. До конца жизни.
— Да. Только я превращусь в овощ.
— Да. — Киа села, замерла на секунду, — Моторо решил интеграл Кесье?
— Да. Этот ребёнок решил проблему, которая считалась нерешаемой десятки лет. Я пытался вычислить его два семестра и ни к чему не пришёл.
Киа взглянула в глаза мужа и тихо сказала:
— Я не осужу себя, если ты сделаешь это. Я знаю, что тебе твоё исследование важнее всего остального. Даже семьи. Я отвергала это, но научилась с этим жить и поняла, что ты не изменишься, — она потупила взгляд. — так что я не осужу тебя.
Аки чувствовал, что должен сказать, что она неправа, что она важнее, чем его исследование, но это было бы неправдой, и не было смысла лгать во спасение. То, что она принимает и понимает его страсть, смягчило многолетнюю вину; все эти месяцы, проведенные на орбите — и лишь считанные дни с семьей.
— Я могу умереть, так и не открыв ничего ценного. Завтра меня может убить сошедший с ума дрон, или я поперхнусь закуской. Я могу подцепить какой-то вирус от этих иммигрантов, или завтра ночью отключится энергия в системе поставки воздуха. Это бывает.
Киа начала плакать:
— Я не верю, что мы обсуждаем это. Я не хочу, чтобы ты это сделал. Я не хочу терять тебя.
Аки почувствовал, как решение формируется на горизонте его разума. Всё становилось яснее и яснее. Встреча Киа и Аваги была не случайностью. Она была судьбой. Что-то правильное, настоящее и чистое, как аксиома или константа. Он умнее Моторо. Его открытие перекроет всё, что мог бы когда-нибудь достичь тот ребёнок. Разум был заполнен и готов. Это была судьба.
Он плакал вместе с Киа, но только потому, что плакала она. Сам он не испытывал печали. Его разум светился в восхищении: «Что же именно я открою?»
***
На первый взгляд лаборатория Дюволля выглядела дорогой классной комнатой. Доска, стопка бумаги, ручки разных цветов. Три сверхсовременных терминала, аккуратно расположенных на столе, несколько цифровых планшетов над ними. Перед столом — несколько рядов кресел. Аваги, сидевший рядом с Аки, объяснял, как всё произойдёт.
— Всё очень просто. Ты расслабляешься и устраиваешься удобно. Несколько людей будут делать заметки, возможно спрашивать о деталях. Очень важно, чтобы ты говорил. Мы видели, как людей настолько переполняли мысли, что они забывали сказать, что происходит. Непрактично, не так ли? Нет особого смысла в открытиях, если они застревают вот тут! — Аваги приложил указательный палец ко лбу Аки. Тот улыбнулся. Шутка была не очень понятной.
Открылась боковая дверь, полная команда исследователей ожидала в большой соседней комнате. В ней было около сотни человек, кто-то навис над экранами, показывающими отчеты микроскопических сенсоров, прикреплённых к телу Аки, другие крутили симуляции и изучали различные детали его основного исследования. Аваги заметил заинтересованный взгляд, пошёл к двери и закрыл её.
— Не стоит думать о них, хоть они — все и каждый — думают о тебе. Просто расслабься, и наслаждайся поездкой.
Хотя Аки и был в восторге по поводу того, что должно случиться, белоснежная улыбка Аваги раздражала. Хотелось не видеть её.
— Да. Приступаем. — ответил Аки.
***
Медики усадили Аки в кресло. Вновь открылась дверь. В этот раз из неё выкатилось нечто, похожее на сверхсовременный медицинский инструмент. В нём была большая овальная дыра, в которую удобно поместилась голова Аки. Успокаивающий шум сервомоторов замаскировал тот факт, что череп Аки жестко зафиксировали и начали держать — с микрометрической точностью.
Бесплотный голос сказал:
— Вы почувствуете укол в затылок и странное ощущение внутри черепа. Это нормально, не стоит бояться.
Это было чуть больше, чем просто укол. Как он видел на мониторе, острая игла просверлила его череп и вонзилась глубоко в кору мозга, где и начала выделять драгоценное вещество под названием «инферно». Аки чувствовал дёргающую щекотку, нарастающую внутри черепа, но терпел, зная, что это только этап процесса. Щекотка распространилась, иглу вынули. Наконец, инструмент освободил его голову и уехал обратно за дверь.
— Пока смесь начинает действовать — лучше всего подумать о чём-нибудь постороннем. Например, о детстве, — сказал техник.
Лицо техника было видно неожиданно чётко: прожилки крови в его глазах, поры кожи, детали и подробности — ярче, чем минуты назад. Посмотрев вокруг, Аки обнаружил, что сама комната была ярче, как если бы он смотрел грязную низкокачественную копию голофильма, а сейчас — её же, но в полном разрешении, в сияющих цветах и с выкрученной на максимум резкостью. А ещё была замечательная ясность в состоянии разума. Обычный покров сомнения, сожаления, фрустрации, тревоги — исчез, на его месте была лишь тихая, ожидающая пустота.
«Детство», подумал он. Разум скользнул вниз по этому склону, изображения вспыхивали с потрясающей скоростью. Первое купание в океане, обжигающе-ледяная вода у сердца. Игра в четырехмерный тетрис с матерью в три года, её удивление, когда вся фигура рассыпалась за несколько ходов. Тесты для одарённых детей при институте, допуск к рабочим станциям особого назначения в семь лет. Выпускной в десять, как счастлив он был давать интервью на всю Федерацию. Киа — первая встреча на курсах по физике частиц, ей тогда было 18. Она игнорирует двадцатилетнего юношу. Пройдут годы прежде чем она заметит...
— Хорошо. Вы вспоминаете яснее, чем обычно? — техник внимательно наблюдал за Аки. — Давайте перейдём к тому, что нас интересует... системы ускорения?
Как только слово сорвалось с губ, образы, концепты и теории затопили разум Аки, как если бы одно слово повернуло вентиль, и бушующий поток разлился по всему его сознанию. Он ясно и чётко вспомнил каждую формулу и уравнение прикладной термодинамики и теории пространства, даже недооформленные идеи про сверхкритическое рассеяние энергии, с которыми возился, пока был студентом. Формы начали возникать в его разуме. Ясные, подробные, детальные схемы, связи между тем, что казалось не относящимся друг к другу. Всё соединилось в гобелен окончательной истины. Это было не только и не столько картиной — истина больше, чем визуальный образ — но он чувствовал себя так, словно бы идеальный кристалл формируется в его голове. Он понял, что знает и понимает ткань мироздания и как оно функционирует. Всё было предельно ясно.
— Вам следует говорить, сэр. Вы думаете об ускорении.
— Да, да! Это так ясно, вот почему я ничего не мог, я не учитывал ультраслабые силы, вы знаете, они практически никогда не играют роли, их учитывают только при столкновении галактик, расширении вселенной или распределении тёмной материи. Они такие слабые, что не идут в счёт.
Он понимал, что это бессвязное бормотание, но его это не волновало. Техник смотрел на него.
— У тебя есть карта дома: ты считаешь, что он двухмерный, а не на кривой поверхности, ага, не на планете. Но если дом размером с половину планеты? Правила меняются, другая математика, никаких простых приближений...
Аки писал на доске, продолжая говорить, и пока он не остановился, отшагнув, он не понимал, что написанные им уравнения — нечто принципиально новое. Он чувствовал, что объясняет абсолютно очевидные, общеизвестные, понятные и исследованные факты. Однако на доске, мягко сияя, присутствовало нечто, чего никто никогда не говорил ранее. Он осмотрелся, увидел, что все в комнате внимательно молча изучают его формулы, вводят новые уравнения в терминалы, запускают симуляции и протоколы анализа. И было это хорошо. Наконец-то Аки Лисуа делал то, ради чего был рождён. Он продолжил говорить.
***
Сорок минут спустя воздух в комнате был тяжел и душен. Аки несколько раз прерывали и просили говорить медленнее. Его разум работал столь быстро, что хотелось пропускать темы, которые он считал простыми и очевидными, но на самом деле в пропущенных местах возвышались пирамиды теорем, необходимых для понимания того, о чём речь. Его несколько раздражала туповатость собравшихся в комнате. То, как они просто не могут сообразить. Он чувствовал горячку, но игнорировал несущественный дискомфорт физического тела.
— Примерно 20 минут до завершения. «Инферно» вскоре поджарит его. — интерн, наблюдавший за датчиками, говорил в полный голос, как если бы Аки его не слушал. И он был прав. Аки был занят: он объяснял.
— И, тонкой настройкой осцилляций элементарных частиц, так чтобы они были в фазе, равномерно применяя силы в нужный момент резонансной сингулярности, вы можете прыгнуть достаточно большим объектом, например, крейсером, примерно на сто километров без серьёзных затрат энергии. Вспомогательный варп-двигатель, микропрыжковый двигатель. Его может быть дорого построить, но вся технология — существует здесь и сейчас.
Аки лихорадочно чесал голову, пот бежал по его лицу, жалил глаза, футболка промокла насквозь. Было так сложно остановиться и сформулировать предложения и слова, чтобы оформить их в мысль. К тому моменту, как он продирался через половину предложения, мысль уже переходила к другому вопросу. Голос, рот, разум других людей — всё это превратилось в бутылочные горлышки для мысли. Он сел за один из терминалов и попробовал написать код напрямую, а не объяснять всё словами. Он набросал код для этого двигателя, на случай, если люди не понимают, про что он говорит. Но руки могли работать не быстрее, чем обычно, и терминал казался зависшим.
— Дружище, спокойнее. Расслабься и работай на нашей скорости! — улыбаясь, сказал Аваги. Внезапно концентрация Аки переключилась с научных тем — с математики, инженерии, искажений пространства. Он начал думать об Аваги. Он вспомнил, как встретил Аваги в детском саду. Они подружились на почве издевательств над учителями. Аки вспомнил, как они взломали терминал и перепрограммировали военных ботов на базе, заставили их бегать вокруг и изображать гимнастические упражнения многотонными телами, механическими руками и ногами. Он вспомнил, как Аваги представил их с Киа друг другу. Он хотел общаться с ней, но не хватало решимости. Аваги всегда был лучше в этих делах. Увереннее. Аки мог понять, почему именно. Аваги был не таким умным, у него было меньше наград, но он всегда знал, что всемогущ и шёл по жизни с этой своей раздражающей улыбкой. Аки понял, что проводит глубокий психоанализ своего старого друга, в чём раньше не было нужды, и на что сейчас не хватало времени.
Внезапно что-то сошлось. Кадр новостей, замеченный на экране два месяца назад, Аки был на орбите, предполагалось, что он работает, но вместо этого просматривал бесполезные и бессмысленные новости с поверхности планеты. Пятеро арестованных по подозрению в транспортировке нелегальных бустеров. Поминальная служба в память жертв Хуромонтского инцидента в военной академии. Научный музей, всё-таки закрытый после многих лет падения посещаемости. Закрытый научный музей. Она сказала, что встретила его в научном музее. С сыном. Больше фактов, укол за уколом. Голорамки в квартире. Дорогие штуковины. Когда она их установила? В какой-то момент они.. просто были. Маркировка Лабораторий Дюволля. Он никогда об этом не думал.
Всё становилось ясным. Образ десятилетнего Аваги всплыл перед глазами.
Его собственный сын, Риас. Всклокоченные волосы. Круглое лицо. Круглое, знакомое лицо.
Аки чувствовал, как горит голова. Он осознал, что всё ещё сидит перед терминалом, попробовал встать, но понял, что ноги не слушаются. Хотел крикнуть на Аваги, но не мог открыть рот. Он понял, что истратил последние десять минут на мысли об Аваги, Киа и Риасе. Всё? Конец? Исследовательская команда сконцентрировалась на том, что Аки успел записать и объяснить, записывающая аппаратура была частично выключена, шло тихое обсуждение. Руки всё ещё могли работать. Он дотянулся до терминала и продолжил писать код вспомогательного варп-двигателя.
«Он ещё жив» — так сказал кто-то, и внимание собравшихся вновь перешло к нему. Пришёл техник, принёс лёд, приложил его к голове Аки. Аваги прокомментировал:
— Это не поможет, вы же знаете. Он уже выжжен.
Аки вписал несколько строчек в код прошивки для главной стабилизационной последовательности. Это заняло вечность, а в голове бурлила кипящая лава.
— Это имеет смысл? — спросил Аваги.
— Да. Я не знаю, что именно оно делает. Кажется, увеличивает мощность, но как и со всем записанным, никто точно не знает, как оно работает. Кроме самого Аки. А сам он уже не расскажет. Он поджарен.
Аки закончил последнюю строку и свернулся в кресле. Команда медиков окружила его, сняла параметры и увезла прочь. Он не видел и не слышал их, скользя в бесконечную тьму и кошмар инферно.
***
Прошло много времени с тех пор, как Киа и Аваги в последний раз отдыхали вместе. Он получил куда больше ответственности в Дюволле, чем когда-либо, считали, что он метит в CEO. Киа приступила к собственным исследованиям, и в свободное время успешно управляла маленькой фармацевтической компанией. Аваги арендовал люкс-яхту Опус с маленькой командой, и уговорил Киа пройти круизом по всем астрономическим феноменам, которые она могла только мечтать когда-нибудь увидеть. При всей своей занятости и несомненном успехе компании, у него было время для неё, и она была счастлива.
— Хочешь увидеть вспышку на солнечном лимбе? — спросил Аваги. — Корабль собран так, что сможет противостоять самым страшным вспышкам, о которых только можно помыслить.
Не дожидаясь ответа, он проинструктировал команду доставить их на ближнюю орбиту к звезде. Маленькое красное солнышко, не самое величественное в регионе, но достаточно энергичное и поэтому всё равно интересное. Они варпнули ближе, и были окутаны ярчайшим светом, аккуратно отфильтрованным и сбалансированным фильтрами иллюминаторов.
— Сэр, на этом корабле установлено одно из ваших изобретений — мы подумали, что вам будет приятно. Вспомогательный варп-двигатель Каразье. Может быть, вы хотели бы увидеть его в деле? — голос капитана слегка дрожал от того, что сам создатель этого нового устройства — его пассажир.
— И куда мы прыгнем? — спросил Аваги. — Здесь нет никого, кроме нас и солнца.
— Сто километров вперёд, — ответил капитан с улыбкой. — Без цели, просто из любопытства.
— Хорошо, давайте попробуем! — громко сказал Аваги, обнимая Киа. Капитан запустил двигатель. Глубоко внутри стартовала главная последовательность. Вычислялись координаты — и маленькая закладка в коде стартовала недокументированную проверку: запросила список пассажиров. Отметив имя Аваги Каразье, она передала управление дополнительной подпрограмме. Та вычислила позицию корабля, координаты прыжка, положение планет и абсолютные координаты звезды.
Извне всё выглядело нормально. Аваги был в восторге, он никогда ещё не был внутри корабля, делающего микропрыжок. Двигатель продолжил разогреваться, чувствовалась лёгкая вибрация.
Внезапно корабль прыгнул. Но не на сто километров. Немного дальше.
В одно мгновение маленький крейсер материализовался внутри звезды. Той потребовались всего лишь микросекунды, чтобы сожрать и переварить корабль, его команду, и двух пассажиров. Инцидент привёл к небольшой вспышке, сорвавшейся с фотосферы солнца. Плазма изогнулась аркой, а потом снова опала и слилась с танцующим солнечным океаном.
Перевод © Clancy
